Chapter Text
Учиться Данияру нравилось, а лекции этого преподавателя он считал лучшими в семестре, но сегодня вслушаться в его речь не получалось.
Час назад у Микаэля началась трансформация. Однако отождествление, которое сделал Данияр, не сработало. Боли не было. Но ведь Данияр почувствовал, как установилась связь! Отождествление получилось.
И почему-то не дало никакого эффекта.
Даже если обращение Микаэля идёт безболезненно, — это хотя и крайне маловероятно, но всё же возможно — то Данияр должен был почувствовать эхо трансформации. Учебники по магии утверждали, что оно похоже на лёгкую вибрацию в грудной клетке, как если бы там звучала гитарная струна.
— Курсант Аялари!
Данияр вскочил со стула, замер по стойке «смирно».
Преподаватель смерил его хмурым взглядом.
— Где вы находитесь, курсант? Судя по вашей физиономии, витаете где-то очень далеко от лекции. Пусть завтра и выходные, однако сегодня всё ещё обычный учебный день, и лекция, по которой вы сдаёте тест.
— Я слушал.
— Тогда объясните, чем статьи об имущественном праве на недвижимость в Дагноре отличаются от соответствующих статей в странах бывших империй и почему?
Данияр торопливо просканировал одну из сторожевых зон своей менталки, куда должна была записаться лекция.
— Поскольку Дагнорская республика, — начал читать Данияр, выхватывая из материала самое главное, — находилась в буферной зоне между империями и, как следствие, часто подвергалась нападениям, аристократические фамильные линии наследования нередко пресекались. Чтобы сохранить род, возникла необходимость продолжать фамилию при помощи приёмышей. Приёмным наследником можно было сделать любого человека, который как минимум на девять месяцев младше официального главы рода. В случае, когда глава не успевал ввести в род приёмного наследника, фамилия выставлялась на торги, чтобы успешные простолюдины могли дать фамилии новую жизнь. После низвержения власти Патрициата, когда фамилии получили и простолюдины, родовая структура была ограничена четырьмя прямыми поколениями семьи и тремя боковыми, к которому относятся кузены, дядья и племянники главы. Одновременно из законов был убран пункт об отрешении члена семьи от родового имени, а также пункт о запрете выставлять родовое домовладение на продажу. Поэтому в Дагоре существует такое понятие как долевое владение любым объектом недвижимости, а также владеть объектом недвижимости может юридическое лицо. В странах бывших империй права на здание или землю могут принадлежать только кому-то одному физическому лицу. Акционерные предприятия в странах бывших империй берут производственные помещения и землю в аренду.
— Всё верно, — кивнул преподаватель. — Основное вы уловили. Однако будьте более внимательны. Сейчас будет рассматриваться вопрос о собственности совместных предприятий, а в этой теме важна каждая мелочь.
— Так точно, — ответил Данияр.
Но сосредоточиться на лекции не получалось. Мысли постоянно возвращались к Микаэлю.
«Почему я не чувствую его ауру? Если бы Гюльнара или Эурия обнаружили нашу связь и оборвали, остались бы следы разрыва. Если бы Микаэль умер, связь исчезла бы сама, и я это почувствовал бы. Но отождествление по-прежнему активно. Что же тогда творится с Микаэлем?!»
Позвонить сестре и спросить, что происходит, Данияр не мог — Эурия запретила вмешиваться в процесс трансформации как прямо, так и косвенно.
Нарушить приказ дарула алдиру не под силу. Вернее, нарушить дарулский приказ хотя и очень трудно, но всё же возможно, однако Эурия вынудила Данияра скрепить слово повиновения клятвой на крови.
Поэтому придётся ждать, пока Гюльнара сама вызовет его в госпиталь.
Если вообще вызовет...
= = =
Аврал чувствовался в квартале от районной базы Охотников.
Фредерик ускорил шаги.
— Не спеши, Кройнберг, — перехватил его Иржи Полгар. — Светохранители забирают дело себе.
— Какое дело?
— Капитан Полгар! — подбежал к ним новый стажёр из отряда Фредерика. — Вот ваша сводка.
— Почему это мой стажёр носит твои сводки? — мгновенно взъярился Фредерик.
— Потому что они касаются тебя, — ответил Иржи. — Паритет не нарушен. Твой стажёр работает для твоего дела.
— Моего дела?
— Да. Если ты всё ещё хочешь найти Игната.
— Ты что-то узнал? — хрипло спросил Фредерик.
— Пока нет. И надеюсь, что ответ будет отрицательным. Фред, ты ведь понимаешь, что в ночь вольного промысла далеко не все трупы и исчезновения происходят по вине оборотней и вампиров. Человеческий криминал тоже не дремлет. У отморозков всех сортов появляется прекрасная возможность перевесить свои грехи на нечисть.
— Капитан Кройнберг, — сказал стажёр, — если бы сына Истребителя поймала нечисть, они ни за что не стали бы держать его у себя дольше трёх-четырёх часов. Это слишком рискованно. Убили бы пленника ещё в ночь вольного промысла и обязательно подбросили бы тело к штабу или к базе. А вот для уличного грабителя целесообразнее спрятать труп. Но Гильдия организовала поиск тел сразу же после ночи вольного промысла, и теперь надо отслеживать их сводки. В первую очередь раздел «Неопознанные трупы».
Фредерик судорожно сглотнул.
— Торговцы плотью... — сказал он. — Те, кто продаёт органы для трансплантации... В ночь вольного промысла им охотиться прямой интерес.
— А вот это нет! — отрубил Иржи. — Торговцам плотью тощий очкастый задохлик без надобности. Такому самому трансплантация нужна. По той же причине Игната не украдут и для подпольного борделя — на этого недородка не прельститься даже нимфоманка после годичного воздержания.
Иржи уклонился от удара Фредерика, сбил его с ног подсечкой, зажал в жёстком захвате.
— Прости мою грубость, брат-воитель, но иначе нельзя. Ты должен смирить гнев и ярость. Игнат заслуживает достойного погребения, а Эрвину не годится прятать глаза, когда люди будут говорить о его отце как о спятившем маньяке-убийце!
Фредерик не ответил. Иржи прав. Сейчас действительно необходимы спокойствие и выдержка. Одни лишь Небеса и Ад знают почему, но любой нервный срыв у Истребителей заканчивался тем, что они превращались в одержимых убийством психопатов, которым в каждом встречном мерещилась нечисть — даже если они видели перед собой хелефайского младенца.
— Я в порядке, — сказал Фредерик. — Всё под контролем.
Иржи отпустил его.
— Фред, ты должен найти тело Игната и похоронить. Тогда твой сын обретёт покой и благодать.
— Да. Игната нужно найти и похоронить, как велят Небеса. Стажёр! Давай сюда сводку.
— Сначала уйдём подальше от базы. Работы сегодня всё равно не будет, зато орденских соглядатаев сверх всякой меры.
— Да что там произошло?
Иржи потянул Фредерика в переулок.
— Найдём тихую кафешку — расскажу.
— Капитан Кройнберг, — сказал стажёр, — у моего дяди бар неподалёку. По утрам там тихо.
— Идём, — кивнул Фредерик.
* * *
Марица и Лариса закончили накрывать на стол. Лариса и крикнула в сторону кабинета:
— Семён Валерьевич! Римас! Работа — это важно, но ведь и поесть надо. Завтрак пропустили, так пообедайте!
Красильников вошёл в столовую.
— Лара, прости, но обед откладывается, — сказал он. — Я возвращаюсь в город. Срочное дело.
— Какое срочное дело может появиться в пятницу, когда все думают только о развлечениях на выходные?
— В моей работе выходных не бывает.
Марица возразила:
— Я понимаю, Семён Валерьевич, но до Цинреуна семьдесят километров. Глупо пускаться в такой путь на голодный желудок.
— Это очень срочно. Я должен ехать немедленно.
— Да что случилось?
— Убит оборотень. Обескровлен. И у него вырезаны слюнные железы, а так же вырваны ногти на пальцах рук.
— Всеблагие Небеса... Кровь, слюна и ногти оборотня!
— Да, — кивнул Красильников. — Какие-то тупорылые выродки возомнили, что при помощи идиотских ритуалов псевдомагии смогут сделать себе латентный ген второго уровня, а затем его активировать. Мы должны найти этих гадёнышей до того, как их обнаружат Светохранители.
— Что с ними сделают Светохранители?
— Подвергнут суду и казни как оскорбителей Небесного закона и человеческого естества. Но этому не бывать. Мы покараем их раньше. И не за оскорбление подлого закона, который Светохранители именуют Небесным, а за убийство нашего собрата.
Лариса смотрела на него с сомнением.
— Вы надеетесь опередить дознавателей ордена? К тому же Светохранители наверняка дадут им в сопровождение кээрдов.
— А кто это? — спросил Римас, входя в столовую.
— Редкостная мразь, — ответила Лариса. — Мутанты, смесь оборотня с вампиром, но не имеющие латентных генов ни того, ни другого.
Римас смотрел ошарашенно.
— Разве такое возможно? — не поверил он.
— Да, — сказал Красильников. — Светохранители делают их из Охотников. Искусственно вызывают мутацию по двум линиям одновременно, каждая из которых с определённого момента начинает блокировать другую. У кээрдов почти такая же сила, скорость и регенерация как у оборотней и вампиров, но нет Зверя и Жажды. Срок жизни равен человеческому, однако старости нет. Достигнув предела бытия, они за неделю становятся глубокими стариками и умирают, практически превращаясь в мумию, причём безо всякой бальзамировки.
— И насколько сильны кээрды?
— Три четверти от среднестатистического вампира или оборотня. Ночное зрение, некоторая доля телепатии и магические способности у них тоже есть.
— Но как Светохранители это делают? — всё ещё не верил Римас. — Ведь если латентного гена нет, обращение невозможно!
— Возможно, хотя и не полностью. Если ты помнишь, Великозвёздные Правители создали хелефайев и вампиров на основе человеческой плоти. Правителям нужны были слуги и стражи, которые были бы сильнее человеков и не позволили бы им взбунтоваться против тиранов. Многие столетия искусственникам удавалось держать человеков в подчинении, и диктатура Великозвёздных Правителей казалась нерушимой. Однако среди человеков были достаточно умные и смелые люди, чтобы найти контрмеры. Они сделали себя оборотнями. Это позволило восставшим низвергнуть тиранов и дать им хорошего пинка под их великие звёздные зады. И после, когда Великозадые попытались вернуться, оборотни их уничтожили.
— Да, но не в одиночку. Оборотни сражались вместе с вампирами, хелефайями и человеками. Тогда у нас был союз.
— Сейчас это не важно, — дёрнул плечом Красильников. — Главное, что были рецепты и средство, при помощи которого из самых обычных человеков, не имеющих ни малейших магических способностей, делали волшебнокровок. Средство, учитывая длинную череду интенсивных боевых действий, вскоре истощилось до полного исчезновения, однако рецепты остались. Верховные Советы имперских уизардов пытались переделать их так, чтобы обойтись без того самого средства, однако успеха не достигли.
— И зачем императорам это понадобилось?
— Затем же, зачем и Великозадникам. Тиранам всегда нужны слуги и стражи.
Римас кивнул:
— Понимаю... Имперские уизарды не смогли сделать новую расу волшебных людей, однако создали существ, которые способны истреблять волшебнородных.
— Да. Но на наше счастье, кээрды бесплодны, а создание даже одного из них требует огромного времени и магических затрат. Поэтому их всегда было очень мало. И мы успели изучить кээрдов и найти средства борьбы с этими тварями.
— И для того, чтобы создать кээрда, нужно убить оборотня?
— Нет. Вампира, к сожалению, тоже убивать не нужно. Все эти гнусные ритуалы с кровью, слюнными железами, ногтями или зубами нужны только придуркам с садистскими наклонностями, которые насмотрелись тупорылых ужастиков в ближайшем кинотеатре. Сам ведь знаешь, что к реальным оборотням и вампирам вся эта чушь никакого отношения не имеет. Следовательно, не имеет отношения и к кээрдам.
Римас проговорил:
— Кээлами ведь становятся самые оголтелые фанатики?
— Да. К тому же не просто фанатики, а опытные, превосходно натасканные Истребители.
— Весело...
Лариса глянула на Красильникова.
— Семён Валерьевич, вы действительно взяли Римаса в ученики?
— Пока он только секретарь. Мне предстоит много полевой работы, а потому нужен кто-то, способный поддерживать в порядке документацию. Я показал Римасу основы, и он за три часа навёл в картотеке порядка больше, чем я успевал сделать за неделю. Если и к полевой работе окажутся такие же способности, я сделаю его своим подмастерьем.
— Если только Совет Кланов не заберёт его в делопроизводители. Им офисные таланты ой как нужны.
— Не хочу я в офис! — возмутился Римас.
— Боюсь, тебя никто не будет спрашивать. Как и господина Красильникова. Разве что вы оба сможете доказать, что Римас более полезен на полевой работе, чем в офисе.
— Иными словами, — сказал Римас, — мы должны в течение суток поймать тех, кто убил нашего собрата.
— И не стать при этом добычей кээрдов, — добавил Красильников. — А потому, парень, ты останешься здесь и будешь заниматься документами. Необученный помощник превращается в гирю на шее. Попробуешь себя в полевой работе, когда поблизости не будет этих тварей.
= = =
Эрвин витиевато и со вкусом материл всех: отца и Игната — взрослые люди, а ссорятся и упрямятся как малые дети; училище, свалить из которого получилось только после третьей пары; битком набитое школьниками и студентами гражданских ВУЗов метро...
Хуже всего то, что поездка в консерваторию не дала ничего. Для непринуждённой беседы со студентами нужна большая перемена, а она здесь после второй пары. К счастью, есть ещё факультативы и репетиции, поэтому примерно половина Игнатовой группы осталась в универе. Но толку от них было как от козла молока. Игнат ни с кем в группе не дружил — все отношения ограничивались ничего не значащей болтовнёй на переменах.
На педпрактике Игнат тоже ни с кем не скорешился — охочие до сплетен одногруппники непременно заметили бы появление друга, а тем более зазнобы.
Интернет-контакты исключались. Эрвин эту версию обдумал уже не раз.
Отец контролировал все сетевые регистрации младшего сына. Даже пытался ники за него выбирать. Но Игнат назло папаше упорно использовал идиотские сочетания из цветочков-звёздочек-смайликов.
Поскольку отец не терпел того, что считал пустопорожней болтовнёй, на форумах Игнат общался сугубо по делу — вопросы музыки, проблемы с выбором удобрений для цветов... Правда, на любом форуме есть ещё система личных сообщений и блокнот для персональных заметок, которые полностью закрыты ото всех, включая администрацию. Но при желании несложно взломать пароль, и тогда отец прочитал бы и ЛС, и блокнот Игната.
Будь там хоть что-то значимое, отец бы это упомянул в ближайшей ссоре.
Нет, знакомство с нечистью Игнат свёл в реале. Только где?
— Что я упустил? — пробормотал Эрвин.
Школьные друзья? Их не было. Музыкальная школа? Но там занятия в основном индивидуальные, ребятишки между собой контачат мало, только когда разучивают композиции для всяких там квартетов-квинтетов или готовятся к концерту...
Нет, любые старые контакты не подходят. С нечистью Игнат познакомился после окончания обеих школ. Однако и в консерватории это тоже произошло не сразу... Даты в дневниковых записях Игнат не ставил, но понятно, что «Рассветные баллады» он нашёл в конце второго курса. Тогда у них были какие-то очень сложные задания по средневековой музыке, и одногруппники приходили советоваться относительно переводов нотной записи на современный стиль — не всем это давалось так легко, как Игнату. Эрвин усмехнулся, вспомнив, как забавно студентики, а в особенности студенточки боялись Фредерика Кройнберга. Но речь не о них. Кадрунниками и дариналиями Игнат, судя по всему, занимался летом в рамках самостоятельного каникулярного задания. Запись о благотворительности наверняка относится к концерту, который организовала крупная автотранспортная фирма двадцать восьмого сентября прошлого года. Иными словами, в начале этого учебного года. И больше в дневнике записей нет. Бумажный собеседник стал не нужен, когда появился настоящий.
«Я должен был ходить на его концерты и делать фотографии, — подумал Эрвин. — Показывать своим друзьям его похвальные листы с конкурсов. Ждать в фойе с экзаменов. Почему я ничего этого не делал? И почему меня ждал Игнат?!»
* * *
Домой Фредерику удалось вернуться только поздно вечером. Светохранители обрадовались поводу устроить тотальную проверку Охотникам, которым никогда полностью не доверяли, в своих страхе и зависти ничем не отличаясь от обывателей.
Отсидеться в баре не удалось — можно заблокировать мобильник, но надеяться, что вас не найдёт вестовой ордена, было нелепо. Столь же тщетными были попытки уговорить вестового сказать начальству, что Фредерика Кройнберга и Иржи Полгара найти не удалось.
Пришлось вернуться на базу, встать в позу «к поимению готовы» и ублажать Светохранителей всеми способами, которые эти поганцы соблаговолят измыслить. А фантазия у Светорылов всегда была буйная.
«Система учётных записей вне всяких сомнений является сексуальным извращением, — думал Фредерик. — Причём самым гнусным из всех возможных. Однако закон почему-то этот факт признавать не хочет». А если к учётным карточкам и журналам прибавить тесты на дословное знание священных текстов...
— Дьявол их всех забери! — прорычал Фредерик. — Если Охотники будут тратить время на зубрёжку псалмов и молитв, кто займётся истреблением нечисти?
Но как доводы разума, так и оправдания Светохранители понимать не желали. У них своя логика, от реальности чрезвычайно далёкая.
На душе после всех этих проверок и унизительных доказательств своей невиновности было наипаршивейше. Орденская проверка вымотала сильнее, чем самая тяжёлая и долгая истребительная акция. К тому же где-то на периферии сознания занозой засела мысль, что не сделано нечто чрезвычайно важное.
— Что же я забыл? — спросил Фредерик у своего отражения в стеклянной дверце посудного шкафчика.
Ответа в глубинах псевдозеркала, разумеется, не нашлось.
Фредерик сделал чай, яичницу с колбасой. Есть не хотелось, слишком сильна была усталость, но Истребитель обязан поддерживать форму, и Фредерик заставил себя поужинать.
Завибрировал мобильник на поясе.
— Кройнберг, — ответил Фредерик.
— Завтра к восьми на базу, — приказал командир дружины.
— Слушаюсь.
— И постарайся не облажаться, — сказал командир. — Ближайшие три дня Светорылые будут иметь Охотников во все дыры. И если благодаря какому-нибудь твоему портаку нас отсношают больше, чем планировалось... Фред, если это случится, лучше застрелись.
— Я понял.
— Отбой.
Фредерик прицепил телефон на пояс.
— Что же я забыл сделать? И почему мне это кажется важным?
Фредерик потёр ладонями лицо. Массаж не помог, что после сегодняшнего мозгоедства неудивительно.
Подвести дружину было бы распоследним свинством. Но, похоже, именно это и произошло. Поэтому сейчас надо принять душ, надеть свежую одежду, вколоть стимулятор и вернуться на базу.
Чёрт, стимулятор... Их употребление закон не запрещал, но и не одобрял. То же самое, что и с алкоголем — пить можешь сколько угодно, но за руль или в офис тебя даже после одной рюмки не пустят.
Стимулятор не вызывал опьянения, не давал галлюцинаций, из-за него не утрачивался самоконтроль, поэтому Охотники нередко использовали его в авралах, когда требовалось не спать по несколько суток. Но медики твердили, что стимулятор быстро истощает нервную систему, а потому и Светохранители всегда злобились, обнаруживая его при проверке. Обычно внезапный тотальный медконтроль не устраивался, наоборот, об обследовании предупреждали за неделю, однако сейчас Светохранители могли объявить проверку в любую минуту. И тех, у кого в крови обнаружат следы стимулятора, со службы вышвырнут с волчьим билетом. Отряд, в котором будет выявлен стимуляторщик, расформируют, а бойцов разжалуют в стажёры.
Но без стимулятора Фредерик ни на что не годен — рыцари умеют вытягивать силы из подчинённых похлеще матёрых упырей.
И всё же оставлять незавершённое дело нельзя.
Фредерик мысленно перебрал шаг за шагом весь день. Вроде бы ничего не накосячил и не забыл, правильно всё сделал и своевременно.
Значит потерянный элемент относится к нерабочему времени. Фредерик заглянул в холодильник, в шкафчик с бакалейными продуктами. Всё, что надо, имеется, стало быть, несделанных покупок нет. С прачечной и сантехником тоже полный порядок — вот квитанции.
И тем не менее что-то важное забыто.
— Эрвин, — сообразил Фредерик. — Надо было позвонить мальчишке и сказать, чтобы бросил дурь с общагой и ночевал дома. Но это подождёт. Сейчас есть дела поважнее.
= = =
— У тебя всегда всё так просто? — спросила Эрвина Беата. — Как можно на второй день знакомства заявлять «Хочу на тебе жениться»?
— Я с самого начала хотел сделать предложение. Но девушке нужно узнать жениха получше, поэтому я делаю тебе предложение сейчас.
Они стояли в подъезде дома Беаты. Девушка смотрела на Эрвина с досадой.
— Ты красивый, сексуальный и вроде бы не глупый, но... Эрвин, так нельзя. Допускаю, что влюблённость с первого взгляда существует не только в дамских телесериалах, однако нормальные люди сначала стараются хотя бы немного понравиться объекту воздыханий, затем, когда симпатия завоёвана, говорят о своих чувствах, и лишь после этого делают брачное предложение.
— Кто будет делать предложение девушке, которая не нравится? — обиженно спросил Эрвин.
— И о том, что она тебе нравится, девушка узнаёт после предложения. Хорошо, что не после свадьбы. А чувства девушки потенциального жениха не интересуют?
— Я тебе совсем не нравлюсь? — меркло спросил Эрвин.
— Мог бы понравиться. Но ты упустил эту возможность. Я не терплю, когда на меня давят. И ещё больше не люблю, когда пытаются решать за меня.
— Я не давлю на тебя! — возмутился Эрвин.
— Тогда не ори и перестань загораживать дорогу. Я хочу уйти.
— Беата, постой... Я... Мой брат неделю назад ушёл из дома и до сих пор не позвонил. Бросил нас. Мать сбежала, когда я ещё собственное имя не научился выговаривать. Всё так легко исчезает... Только что было, и вот уже ничего нет! Поэтому надо решать быстро, пока не оказался в пустоте. Я дурак?
— Вовсе нет. На твоём месте любой думал бы так же. Но брачное предложение должно быть актом любви, а не изнасилованием. Понимаешь, о чём я?
— Да, — тихо сказал Эрвин. — У меня есть надежда на второй шанс?
— С другой девушкой. А теперь уйди.
Эрвин посторонился. Беата подошла к лифту. Эрвин заметил, что она стискивает в кармане мобильник.
«Подключена функция тревожного сигнала. Мудрое решение — вечерние улицы опасны. А вот ты, парень, отнюдь не король вечеринок, если девушка при виде тебя хватается за тревожную кнопку».
* * *
Дознаватель ордена Светохранителей смотрел на следователя Лузгину Валентину Сергеевну тяжёлым злобным взглядом. Валентина ответила подчёркнуто вежливо:
— Если хотите забрать дело, принесите приказ заведующего городского управления следственного комитета о передаче материалов в ведение вашей службы.
— Не разводите бюрократию, следователь.
— Старший следователь, — педантично уточнила Валентина. — И капитан юстиции.
Заведующий районного отдела следственного комитета, в кабинете которого и шёл разговор, следил за Светоносцем со злорадной усмешкой.
— Вы хотите стать майором, капитан? — с ледяной ядовитостью поинтересовался рыцарь.
— А вы?
— Капитан, пишите рапорт о чрезмерном количестве находящихся в производстве дел.
— У меня нет чрезмерного количества дел.
— Пятнадцать дел — это не чрезмерно?
— Для следственного комитета это нормально. Мы на службе работаем, знаете ли.
Светохранитель шевельнул желваками.
— Мы тоже не груши околачиваем, капитан. В городе появилась группировка, практикующая запрещённые ритуалы, и их необходимо задержать как можно скорее.
— Можете не сомневаться, рыцарь, — убийцы гражданина Коневски предстанут перед судом.
— Коневски — оборотень!
— Это не мешает ему быть гражданином Дагнора и находиться под защитой его юстиционной системы.
— Вы защищаете нечисть? — взъярился Светоносец.
— Я ищу людей, совершивших ритуальное убийство с особой жестокостью. Или вы можете гарантировать, что завтра им не понадобится вместо крови оборотня сердце человека?
— Эти люди, капитан, хотят исказить естество!
— В первую очередь, рыцарь, они хотят нарушить право граждан и гостей Дагнора на неприкосновенность жизни. А если вас так волнуют вопросы искажения естества, уделите побольше внимания цулейнам.
— Кому?
— Вы не знаете цулейнов, рыцарь? — ехидно удивилась Валентина. — Это человеки, ярые фанаты хелефайев, которые при помощи пластической хирургии и трансформационного волшебства делают свою внешность похожей на хелефайскую. А кроме того, вместо нормальной речи говорят на смеси дагнорского и хелефайгела, постоянно толкутся в нейтралке возле потайниц, чтобы прислуживать своим кумирам.
— И причём здесь цулейны?
— Эти люди искажают человеческое естество, — ответила Валентина. — Согласно Хартиям Коалиции Церквей это преступление.
— Церкви давно отделены от государства! Их Хартии — всего лишь рекомендация, а не закон.
— Отлично, что вы это понимаете. Осталось уяснить, что препятствовать расследованию преступления означает совершать преступление.
— Ты что несёшь, капитан? — опять разозлился Светохранитель.
— Здесь следственный комитет. И я расследую особо тяжкие преступления, среди которых четыре кражи антикварных ценностей, шесть мошенничеств на огромные суммы и пять убийств, одно из которых явно совершено членами запрещённой секты, поскольку имеет признаки ритуального действа. А вы своими пустопорожними разговорами мешаете мне заниматься профессиональными обязанностями. Я напишу рапорт вашему руководству.
— Что ж, — поднялся рыцарь, — не хотите по-хорошему, будет по-директивному.
Светоносец вышел.
— У нас время только до среды, — сказал заврайотдела. — В среду они обязательно заберут дело. Хотя и не сразу. Зав горуправой мужик толковый и с характером, сумеет проканителить Светоносцев до пятнадцати, максимум до шестнадцати часов.
— Сегодня суббота, — ответила Валентина. — Времени ничтожно мало, но ситуация небезнадёжная.
— Надо хотя бы предъявить обвинение. И сделать заявление для прессы. Тогда судить преступников будут только за убийство, а не за религиозные заморочки.
— Вы действительно думаете, что вампиры и оборотни могут легализоваться?
— Это избавило бы нас от многих проблем. Валентина Сергеевна, ещё студентом, в свою первую следственную практику, я понял, что истинной нечистью являются отнюдь не мутанты.
— Я тоже пришла к этому же выводу, и тоже на третьем курсе, поэтому и пошла работать не в суд, как планировала изначально, а в следствие. Однако далеко не все наши коллеги думают как мы с вами.
— Умонастроения меняются.
— Надеюсь на это. Подзатянувшееся средневековье со всеми его расовыми и религиозными предрассудками мне надоело. К тому же они мешают ловить настоящих преступников.
— Искать преступников, Валентина Сергеевна. Следователю нельзя участвовать в оперативных мероприятиях.
— А кто участвует? — невинно похлопала ресницами Валентина.
Заврайотделом безнадёжно махнул рукой.
— Идите, работайте.
= = =
Суббота субботой, а суеты в хирургическом корпусе Елизаветинки не меньше, чем в обычный день.
— У нас скользящий график, — пояснила Эурии Гюльнара. — Плановые операции есть и на выходных, иначе не успеть. Штат маловат, койкомест не хватает. Добавьте ещё экстренные случаи, которые случаются в любое время, как правило, самое неподходящее.
— Надеюсь, ничего экстренного не случится в ближайшие полтора часа.
— Даже если и случится, меня есть кому подменить.
Мимо вампирок пробежало с десяток студентов, распалённых азартом, как стая гончих псов. Судя по репликами, им разрешили присутствовать при операции.
— Студенты... — простонала Эурия. — У нас этой чумы хотя бы на выходных нет.
— А здесь на выходных самые напряжённые смены — пьяные автокатастрофы, потасовки в барах, молодёжные забавы типа пробежек по ограждению эстакад. Соответственно, широкий ассортимент наиболее показательных и сложных примеров для обучения будущих хирургов всех направлений.
— Тут где-нибудь можно спокойно поговорить? — спросила Эурия.
— В кабинете психологической реабилитации. Психологиня ушла в приёмное отделение, там пожилые родители восемнадцатилетнего парня, который упал с лесов на стройке. Единственный поздний ребёнок и такая трагедия. Но самое опасное для парнишки не ранения, а перспектива остаться сиротой. Если родители не перестанут психовать, инфаркт более чем реален.
— Микаэль уже в кабинете?
— Да, — кивнула Гюльнара. — Он там.
— Что решил совет трайбы? Надеюсь, проблем не будет?
Ответить Гюльнара не успела — к вампиркам подбежал Данияр.
— Что случилось? — выкрикнул он. — Почему ты позвонила сейчас? Ведь до завершения остались ещё сутки и...
— Заткнись! — цыкнула Гюльнара и потащила брата в кабинет психолога.
В кабинете у окна стоял рыжеволосый хелефайя, смотрел на больничный парк.
— А эта ушастая тварь что здесь делает? — злобно прошипел Данияр.
Хелефайя повернулся.
Данияр попятился.
— Аллах всемилостивейший и милосердный... Мик?!
Пусть черты лица у него немного изменились, подстроившись под хелефайское обличие, синие глаза стали фиолетовыми, а чёрные волосы — рыжими, не узнать Микаэля было невозможно.
— Зачем ты сделал это со мной, Данч? Почему превратил в грёбаного цулейна? За что?!
— Нет, я не... Что с тобой случилось, Мик?
Гюльнара толкнула Данияра в пациентское кресло.
— С ним случился ты, придурок. Что ты опять намагичил перед трансформацией?
Данияр вжался в кресло.
— Я не... Это было всего лишь отождествление! Я хотел забрать хотя бы половину его боли. Вы же сами сказали, что Мик может не выдержать!
— Отождествление? — не поверила Эурия. — И всё?
— Да. Мне больше ничего не нужно было. Только отождествление. Я немного изменил формулу, чтобы вы ничего не заметили, но всё равно это было отождествлением и ничем другим.
— Рационализатор хренов, — процедила Гюльнара. — И что, по-твоему, теперь должен делать Микаэль?
— Я не знаю, — беспомощно сказал Данияр. — Я этого не хотел!
— А уж как я этого не хотел! — ответил Микаэль.
— Проблем с документами не будет, — сказала Гюльнара. — Я вписала в историю болезни, что ранение было не только на физическом, но и на тонкоструктурном уровне. Обнаружить такие повреждения сразу практически невозможно, поэтому часто возникает такое явление, как откатка. При реанимационных мероприятиях используются готовые волшебнические медпакеты, пользоваться которыми способен и обычный человек, не уизард. Средство действенное, но с побочным эффектом. Если среди предков были волшебные расы, может произойти активация латентных генов. Такое случается хотя и редко, но удивления или повышенного интереса не вызывает. Микаэль будет признан кейларом, проще говоря — полукровкой, имеющим гражданство человеческого государства. Но при желании он может подать заявку в миграционный отдел любого хелефайского консульства и получить статус долинника. Мутация получилась достаточно хорошей, чтобы добиваться статуса полноправного общинника, а не жителя гетто.
— Так Мик был не только вампирским полукровкой, но и хелефайским? — понял Данияр.
— Нет, — сказала Эурия. — Микаэль был чистокровным человеком. Но твои идиотские модификации самых что ни на есть стандартных волшебнических процедур спровоцировали мутацию. Сначала ты привнёс в тело Микаэля поливариантность, которая хотя и опасна для жизни, однако позволяет трансформировать человеческий геном в нечто иное. И этим «иным» стал хелефайский генотип. Практически ты сделал то, чем когда-то занимались Великозвёздные Правители — превратил обычного человека в волшебнокровное существо.
— Я не...
— Заткнись, — велела Гюльнара. — Если бы ты смог понять, что делаешь, и осмысленно воспроизвести сделанное, совет трайбы тебя бы простил. Хелефайи враждебны вампирам, но ушастые твари очень плохо размножаются, ещё хуже нас, и за секрет управляемой трансформации Хелефайриан — их межобщинный совет — отдал бы вампирам всё, что угодно. Они даже добились бы легализации вампирской расы и уравнивания нас в правах с человеками и кейларами.
— Хелефайи никогда не приняли бы грязнокровок!
— Смотря кого ты называешь грязнокровкой, — сказала Эурия. — Помесь хелефайи и человечицы или человека и хелефайны ушастые действительно считают существами низшего сорта. Однако тех, кого обратили в Старшую Расу в хелефайских храмах после специально для таких случаев придуманной церемонии благословения, любой и каждый будет признавать полноправными общинниками.
— Но этого никогда не произойдёт, — жёстко произнесла Гюльнара. — Твоё волшебство не метод, а всего лишь набор случайностей, повторить который невозможно ни при каких обстоятельствах. Проще говоря, ты пополнил ряды заклятых врагов нашей расы ещё одним бойцом.
— Я не враг вампиров! — воскликнул Микаэль.
— Это знаем мы с Эурией, но не глава нашей трайбы. И тем более этого не доказать князю со старейшинами. По всем законам общины Данияр является предателем, и самым мягким наказанием для него станет изгнание.
— Что?! — повернулась к ней Эурия. — Как изгнание?
— Данияру ещё повезло, — тускло ответила Гюльнара. — Если бы вся эта история дошла до князя, моего брата ждала бы казнь.
— О господи, нет! Мальчишка же не виноват!
— Объясни это князю и старейшинам. Глава трайбы и так проявил невиданное милосердие, замяв это дело.
— Милосердие? Да как вампир может выжить без поддержки общины?! Что ему делать, когда наступит Жажда? Это всё та же казнь, только растянутая на многие дни!
Гюльнара побледнела.
— О аллах, спаси моего брата!
— Не думаю, что он тебя услышит. Когда речь заходит о вампирах, Небеса предпочитают отворачиваться.
Микаэль кашлянул, привлекая внимание.
— Проблему с Жаждой можно решить. Алый закон накладывает множество ограничений на взятие крови у человеков. А я теперь цулейн.
— Ты не цулейн, — сказала Гюльнара. — Ты хелефайя.
— Рыжих хелефайев не бывает. Они все или брюнеты, или блондины.
— Не всегда. Большинство хелефайев действительно или блондины-лайто с голубыми либо зелёными глазами, или брюнеты-дарко, глаза у которых черные либо карие. Лайто лучше всего волшебничают со стихиями Воды, Эфира, Дерева и Металла, дарко — с Земли, Огня, Зверя и Воздуха. Это не означает, что дарко не может работать с Эфиром или Металлом, а лайто не справится с Огнём или Воздухом. Просто родные стихии более управляемы. Поэтому в хелефайских общинах всегда два правителя — Владыка с Владычицей. А старейшин четверо. Но иногда, очень и очень редко рождаются оглеро, рыжеволосые хелефайи с фиолетовыми глазами. Им подвластны все восемь стихий в равной мере. К тому же хелефайские суеверия приписывают рыжеволосым особое благословение Священных Звёзд. Поэтому я и сказала, что вам легко будет получить статус полноправного общинника. Оглеро слишком большая ценность, чтобы обращать внимание на чистоту их происхождения.
— Хелефайи, какого бы цвета они ни были, — возразил Микаэль, — владеют волшебством стихий. А у меня волшебнических способностей нет. Я всего лишь цулейн — пародия на человека и хелефайю одновременно.
— Мик, — дёрнулся Данияр, — у новообращённых волшебнические способности раскрываются не сразу. Требуется около полутора лет, чтобы трансформация полностью стабилизировалась.
— Я знаю. Но стабильные или нет, а волшебнические способности как таковые у новообращённых имеются. У меня же они отсутствуют полностью. Пусть я и бывший студент-третьекурсник полицейской академии, но всё же кое-что из дознавательской науки усвоить успел. Поэтому могу совершенно точно сказать — у меня волшебнических способностей нет ни в магической области, ни в стихийной.
— Почему ты говоришь «бывший студент»? — не понял Данияр.
— Слово «цулейн» практически всегда является синонимом слову «шлюха». И убедить кучу народа в том, что я стал исключением, вряд ли получится. Мне настоятельно порекомендуют уйти из академии. А если не послушаю — отчислят с волчьим билетом.
Гюльнара вздохнула:
— Микаэль, всё верно, цулейны обоего пола никогда не упустят случая подправить финансовое положение, запрыгнув в постель богатенького папика или тётушки, но к кейларам это не относится. Полукровок никто и никогда не считает шлюхами. Если у вас в паспорте в графе «национальность» будет стоять «кейлар», никаких домогательств или оскорблений не возникнет. У вас в академии учатся несколько кейларов — и ничего, никаких домогательств или оскорблений.
— У кейларов есть волшебство. У меня нет.
— При помощи парочки талисманов вы легко убедите медкомиссию в том, что они у вас есть.
— Обмануть можно на одном экзамене, ну на двух или даже трёх, но врать постоянно, да ещё людям, чья профессия — разоблачать ложь, не сумеет и господь бог. Месяц-другой, и мошенничество раскроется. У меня нет выбора, из академии нужно уйти.
— Да, — кивнула Гюльнара, — я понимаю... Постараюсь, чтобы вас комиссовали, тогда хотя бы пенсия будет. И всегда носите талисман, который имитирует ауру волшебника-стихийника. Пусть человеки и не способны волшебничать, но правильно чувствовать ауру могут практически все. Обновлять талисман нужно раз в месяц. Я покажу Данияру, как его делать.
— Нет, только не Данияр! — попятился Микаэль.
Данияр спрятал лицо в ладонях, а Гюльнара сказала:
— Понимаю... Я всё сделаю сама.
— Я не хочу вас обременять, и...
— Замолкни, человек! Если бы ты не дал клятву — ложную клятву! — о том, что Данияр действовал по твоей просьбе и в уплату оставшегося с армейских времён долга жизни, нашу семью ждала бы кара посильнее изгнания одного из её членов, а род Аялари оказался бы опозоренным на вечные времена. Человеки могут быть неблагодарными, но вампиры — никогда.
— Дело не в благодарности. Просто... Я не знаю, как это объяснить... У меня ощущение, что я вынудил Данияра сделать всё то, что он сделал. Как будто я чем-то привязал его душу, и Данияр должен был вытаскивать меня из-за смертной грани любой ценой, вне зависимости от того, хотел он этого или нет. Но так нельзя! Лишать кого бы то ни было свободы души преступно, а если это душа твоего друга, то ещё и подло. После клятвы, о которой вы говорите, Данияр освободился. И теперь надо всё объяснить вашему совету трайбы. Когда они поймут, что Данияр действовал под принуждением, его вернут в общину.
Эурия шагнула у Данияру, схватила его за грудки, выдернула из кресла и зашипела на торойзене злее разъярённой кобры:
— Глупый, никчёмный, пакостливый мальчишка! Ты хоть понимаешь, какого правителя ты нас лишил? Ты принёс общине больше вреда, чем всё семейство Гиглио вместе взятое. Я использую всё своё влияние дарулки, чтобы тебя никогда не приняли ни в один клан!
Испуганно вскрикнула Гюльнара, непонимающе нахмурился Микаэль, а Данияр оттолкнул Эурию:
— Клан? Интересы общины? А Микаэля ты спрашивала? Он никогда не хотел быть чьим-то князем! Он хотел быть человеком и полицейским! И я хотел для него того же самого. А ты использовала его как кусок мяса! Играла живым людем как куклой. И после этого ты смеешь называть себя целительницей? Да ты ничем не лучше Альберто Гиглио! — Данияр схватил Микаэля за плечо и потащил прочь из кабинета.
— Ну их всех в задницу, Мик, — сказал он по-дагнорски. — Сами справимся.
— Данч, подожди! Да что случилось? О чём вы говорили?
— Сейчас объясню, — пообещал Данияр.
* * *
Воскресное утро выдалось неожиданно спокойным, и Фредерик с Иржи смогли проанализировать сводки.
Игната среди погибших не было.
— Пойдём-ка отсюда, — сказал Иржи, глянув на бледное, закаменевшее лицо Фредерика. — Бар, который отыскал твой стажёр, очень удобное место для приватных разговоров.
...В баре Иржи выбрал двухместный стол в углу, заказал пива. Фредерик взял бутылку, сделал глоток.
— То, что Игната нет в сводках, — сказал он, — ещё ничего не значит. Никто не может гарантировать, что обнаружены все погибшие в ночь вольного промысла. К тому же нельзя исключать торговцев плотью.
— Фред, — тихо спросил Иржи, — а зачем тебе всё это?
— Что «это»?
— Поиски Игната.
— Он мой сын.
— Он не твой сын, — качнул головой Иржи. — Он сын женщины, которая тебя бросила.
— В Игнате моя кровь!
— Кровь здесь ни при чём. Даже если Игнат твой сын биологически, в его душе и теле нет ни крупицы тебя. Разве что шрамы от побоев...
Фредерик вспыхнул от возмущения:
— Я никогда не был настолько суров, чтобы...
— Да ладно тебе! — перебил Иржи. — Речь совсем о другом. У тебя ведь и второй сын есть, который во всём подобен тебе. Пришло время решить, нуждаешься ли ты в Эрвине настолько, чтобы сохранить вашу семейную связь. Если она вообще была...
— А, да, Эрвин, — сказал Фредерик, берясь за мобильник. — Я ведь так ему и не приказал оставить общагу. С этим Светохранительским мозгоедством собственное имя забудешь.
— Фред, подожди, — остановил его Иржи. — Сначала определись, чего ты на самом деле хочешь — вернуть сына или избавиться от него.
— Что?!
— Да, Фред. Если ты снова обидишь его, то потеряешь навсегда. Эрвину надоело прощать. Он вернётся, только когда убедится, что ты больше не причинишь ему боли. Да и то при условии, что ты сумеешь заслужить прощение до того, как Эрвин успеет позабыть, что у него когда-то был отец.
— Ты что несёшь?
— Эрвин много лет безуспешно пытался доказать, что достоин быть твоим сыном. Теперь пришло время доказывать, что ты достоин быть его отцом. Да и то, если Эрвин позволит тебе это сделать.
— Иржи, ты спал с Милосветой до меня или после?
— Я любил её. И сейчас, наверное, люблю. А вот спать... Она никогда бы до меня не снизошла.
— А до меня значит, снизошла, — потемнел от обиды Фредерик.
— Нет. Милосвета не из тех, кто способен опуститься. Это ты на какой-то момент смог подняться на её уровень. Но удержаться на достигнутой высоте тебе не хватило ни сил, ни ума. И едва ты упал, Милосвета ушла. И она была права в своём нежелании выкапывать червя из грязи, а затем превращать его в человека. Благодати достоин только тот, кто сам смог к ней вознестись.
Фредерика пробрала дрожь.
— Игнат... Он её продолжение. Только её. Ангел, которому я хотел оборвать крылья, чтобы он всегда был со мной. Но ангел отшвырнул меня и ушёл. А я снова валяюсь в грязи.
— Да прекрати ты себя жалеть, тупой засранец! — вскочил Иржи. — И забудь, наконец, об Игнате. Его больше нет! А Эрвин есть. Хотя ты этого никогда не замечал.
— Эрвин — мой сын, и...
— Он больше не твой сын! И никогда им не станет, если ты не вернёшь его доверие в ближайшие дни.
— Иржи, хватит говорить загадками!
Иржи сел за стол.
— Хорошо, я объясню предельно просто. Эрвин никогда не был частью тебя. Как и Игнат не был частью Милосветы. Каждый из них индивидуальность, самостоятельная личность. И обязанность родителей — помочь самости детей раскрыться наилучшим образом. Не вылепить из своих отпрысков нечто, угодное тебе, а поддержать их в стремлении стать теми, кем хотят быть они.
— Я никогда не смотрел на сыновей, как на кусок глины.
— Ну-ну, — криво усмехнулся Иржи. — Скажи, если Эрвин бросит гильдию, он останется твоим сыном?
— Он не бросит гильдию! Эрвин — Истребитель от рождения.
— Откуда ты это знаешь? У Эрвина за все его двадцать два года не было возможности попробовать что-то другое.
— Да он и не хотел ничего другого!
— Фред, ты такой дурак, что просто удивительно, как смог дослужиться до командира отряда. Впрочем, капитаном ты стал, когда с Милосветой женихался.
— Иржи, а как часто ты сомневался в правильности пути Охотника? Сколько раз в неделю тебя посещали мысли, что нечисть — такие же люди, как и мы? И что стало бы с нами, загони Светохранители в такие условия нас? Как надолго хватило бы нам чести и совести следовать закону и не скатиться в оголтелое зверство?
Иржи провёл ладонью по лицу.
— Не думал, что ты тоже... — сказал он. — Это наше общее проклятие, Фред. Сомнения. Два года службы, максимум три, и они приходят, чтобы остаться навсегда.
— В таком случае я крепко отстал в развитии. У меня сомнения появились всего лишь пять лет назад. Я даже точно знаю день, когда они пришли.
— Это связано с Игнатом?
— Отчасти. Мы обсуждали один из древних трактатов по искусству ведения войны. Игната заинтересовала фраза «Лучшая победа — несостоявшееся сражение». Он спросил, что надо делать, чтобы у нечисти не было объективных причин нападать на людей. Понимаешь, Иржи? Не «можно ли сделать?», а «что надо делать?». Стратегически он этот вопрос уже решил, причём практически мгновенно, и ему оставалось лишь доработать тактические задачи.
— Даже боюсь спрашивать, что ты ответил...
— Я не ударил его, если ты об этом, — сказал Фредерик. — Ответил, что не знаю, и обещал подумать. Недели через две Игнат вернулся к разговору, но я по-прежнему не знал, что ответить. И предложил обсудить всё позже, когда Игнат закончит гильдейское училище. Игнат обиделся, решил, что я не доверяю ему, не интересуюсь его мыслями... Но я почти до безумия боялся, что о сомнениях Игната узнают Светохранители. Не за себя боялся — за него. Гражданскому парню позволительно сомневаться в мудрости «Хартии о нечисти», но для сына Охотника, а в особенности Истребителя, это могло стать фатальным. Поэтому я сделал всё, чтобы Игнат перестал говорить об этом с кем бы то ни было.
— И всё же ты его не ударил... Точнее, ударил, пусть не физически. Однако это не означает, что ты с Игнатом не согласился.
— Да. Согласился. Его слова стали как бы последней деталью, которая дополнила груду разрозненных элементов в моей голове до единой и чёткой картины.
Иржи кивнул. Это всегда было так — накапливались несуразицы, странности, несоответствия... Но Устав, правила, система не давали их обдумать. А после кто-то непричастный задаёт совершено невинный вопрос, и ты понимаешь, что твой единственно верный, логичный и правильный мир не более, чем иллюзия. Понимать-то понимаешь, однако где и как искать правду, понятия не имеешь.
— Пан капитан Кройнберг, — подбежал к ним стажёр. — Срочно на базу! Через двадцать минут там будет спецгруппа Светохранителей.
— Опять часов эдак семь всеобщего поимения... — вздохнул Иржи. — Почему бы этим умникам не сбрасывать напряжение в борделе? Или хотя бы в покер играли...
— Представляешь, — мечтательно улыбнулся Фредерик, — однажды утром ты просыпаешься, а Светохранителей нет.
— Ага, жди! Даже Гибельник делает их вечными.
— Кто? — не понял стажёр.
— Пророчество Гибели, — пояснил Кройнберг. — Приписывается нескольким авторам и имеет несколько разных текстов, смысл которых сводится к тому, что когда три враждующие расы станут дружными сёстрами, Свет, их отец, обретёт свободу, а орден Светохранителей исчезнет.
— Ну и бредятина! — качнул головой стажёр.
— Любые пророчества есть ложь и ересь, — сказал Иржи.
— Всё так, но сочинители всех других пророчеств, придумывая свои байки, старались придать им хоть какое-то подобие правды, снабдить каким-никаким, а логическим обоснованием. Здесь же именно бред! По-настоящему враждуют только две расы — вампиры и оборотни, причем враждуют как между собой, так и с человеками. Но к Свету вампиры и оборотни не могут иметь никакого отношения, потому что ни при каких условиях он не станет отцом нечисти. Человеки и хелефайи — создания Света, но наши расы никогда не были врагами. Пусть особо и не дружили, однако не враждовали. Что касается фразы об обретении Светом свободы, то это просто бессмыслица. «Свет свободы» — понятно, «свобода Света» — абсурдна.
Иржи криво усмехнулся:
— Поэтому я и сказал, что даже пророчество Гибели предрекает ордену быть вечным.
= = =
Валентина закрыла папку с материалами по убийству оборотня. Всё делается правильно, но слишком медленно. Однако и ускориться возможности нет, материалы должны быть юридически безупречны, а это требует времени.
«Прямо-таки диалектика, — подумала Валентина. — Сплошное отрицание отрицания. Три стороны конфликта, интересы каждой из которых исключают два других.
Светохранители хотят укрепить пошатнувшуюся власть.
Оборотни хотят мести.
Следственный комитет хочет процессуальной независимости.
Но если удастся заменить “месть” на “справедливость”, то с оборотней можно будет получить показания. Не под протокол, понятное дело, но информация будет весьма полезна для расследования».
= = =
Архивы гильдии Охотников работали без выходных, поэтому воскресное утро не прошло впустую — Эрвин смог заняться сбором материала. Для начала взял самую подробную карту города и график перераспределения зон влияния между группировками нечисти на сентябрь-октябрь прошлого года.
«Согласно маршруту движения Игната, — размышлял Эрвин, — познакомиться с нечистью он мог только на станции метро А-18. Это узловой центр, и разных поездов там вдвое больше, чем на других станциях, поэтому нужный надо ждать достаточно долго для того, чтобы успеть разговориться с кем-нибудь из пассажиров. Ещё ветка от А-18 до Ц-9. Она достаточно длинная, чтобы успеть заскучать, и достаточно малолюдная, чтобы даже в час пик пассажиры спокойно сидели, а не прессовались, как шпроты в банке. Добавим к этому то, что в первую декаду октября Светохранители устроили очередную проверку, поэтому отец был загружен по уши и не успевал контролировать Игната так плотно, как всегда. Брат спокойно мог задержаться после учёбы, чтобы зайти с новым знакомым в кафе и продолжить заинтересовавшую беседу, а затем договориться о контактах, которые не сумел бы засечь отец. Например, купить второй мобильник...»
Теперь надо свериться с графиком распределения зон. В первую декаду октября прошлого года станции А-18 и Ц-9 находились в зоне влияния вампиров.
«Значит, Игнат скорешился с вампирами. Я слышал, что у некоторых из них бывают приятели среди обычных людей. В смысле, среди человеков. И в случае опасности вампиры всегда стараются спрятать таких человеков от Охотников. А если вампиры уговорили Игната стать Донором?! Он ведь жалостливый доверчивый дурак, поверит в любую их байку. Да нет, исключено. Брать кровь друзей вампиры почему-то не могут. Это и заставляет их ловить добычу вместо того, чтобы брать кровь у добровольцев. Хотя, если Игнат не стал Донором для одних вампиров, это не означает, что он не может быть им для других, ведь у вампиров есть разные общины, трайбы и трибы. Но чтобы уговорить Игната помогать каким-то незнакомым мутантам, понадобится не меньше месяца. Поэтому у меня есть ещё время, чтобы спасти душу брата от поглощения Тьмой».
Эрвин собрал карты и графики, подошёл к стойке выдачи, улыбнулся архивистке:
— Фрау Гилберт, ведь у нас есть статистика о том, когда какая группировка вампиров контролировала тот или иной район?
— Только на общины. Трайбы и трибы подконтрольных территорий не имеют.
— Ну пусть хотя бы общины, — ответил Эрвин.
— Сейчас найду. Эти данные у нас запрашивают редко, поэтому журнал где-то во втором хранилище. И там нет данных за этот месяц — они ещё не приходили.
— Неважно. Мне нужны данные за октябрь прошлого года.
— Подожди немного, — улыбнулась архивистка. — Сейчас принесу.
На поиски потребовалось полчаса — по здешним меркам долго. Эрвин успел многое передумать.
«Вряд ли второй мобильник Игната был оформлен на его имя. Каким бы идиотом ни был светохранительный следователь, который ведёт дело об исчезновении Игната, а всех сотовых операторов города проверил. На имя брата зарегистрирован только один телефон. Поэтому логично предположить, что Игнат попросил своего приятеля оформить трубу на себя. Разумеется, регистрацию и пользование оплачивал сам Игнат. Отец не мог знать обо всех его подработках, поэтому свободные деньги у брата были. Значит, найти его через телефон не получится. Остаётся старая надёжная Охота — выловить вампира из той общины, которая тогда контролировала район, и хорошенько допросить. Вампиры много знают друг о друге, а уж такой экзотический факт, как дружба с человеком, должен быть известен всем общинникам».
Архивистка принесла журнал. Оказалось, что станции А-18 и Ц-9 были в зоне влияния общины Таунат.
«Таунат? — мысленно повторил Эрвин. — Община из списка особого внимания. Что-то там было такое... Да, точно! Это ею правит князь Альберто Гиглио, который претендовал на главенство над всеми вампирскими общинами, но успеха не добился, однако попыток захватить верховную не оставил. В Таунате правителем недовольны, хотя на открытое сопротивление пока никто не решился. И в общине основательный раздрай, каждый в ней занят только собой, поэтому исчезновение одного-двух общинников заметят не скоро — иначе говоря, я могу добыть “языка” без особых предосторожностей».
Эрвин вернул журнал, поблагодарил. Архивистка улыбнулась в ответ. Эрвин попрощался, пошёл в общежитие.
«К сожалению, в перераспределении зон влияния у нечисти нет никакой системы и логики. Точнее, система перераспределения направлена на то, чтобы максимально запутать Охотников. Перераспределение — единственное, в чём оборотни и вампиры могут договориться. И ежедекадная смена зон влияния сильно сбивает с толку патрули Истребителей, с этим не поспоришь. Но одно можно сказать точно: применять волшебство нечисть может только в зоне своего влияния. За исключением тех, кто выполняет жребий защитника и врачевателя — они могут использовать волшебство в любой зоне, но только в том, что касается выполнения клятвы. Однако таких среди нечисти единицы. Поэтому с Игнатом свёл знакомство обычный вампир из Тауната, который благодаря магии узнал, что Игнат не только безопасен для него, но и не является ненавистником нечисти».
Эрвин вздохнул. Вычислить нынешнюю зону влияния Тауната будет нелегко. Проклятые очень хитры, им нужно всего лишь пять-шесть часов, чтобы определить вибрации поисковых талисманов и систем слежения, а затем перенастроить свои талисманы-заглушки так, чтобы они делали вампиров и оборотней неотличимыми от человеков. Поэтому-то от патрулирования и облав толку нет почти никакого — нечисть в большинстве своём от них уходит. Но если патрулю удастся поймать хоть какого-нибудь проклятника, пусть даже новообращённого, из него без труда вытрясут всю информацию о нынешнем распределении зон. И не имеет значения, оборотнем он будет или вампиром, — о расположении зон знают все.
«К сожалению, на это потребуется немало времени. Если вообще получится. Бывает, что распределение зон не удаётся выяснить по три-четыре декады. А я не могу ждать! Значит придётся рискнуть и выйти на охоту самостоятельно. Ловчие каждой общины ищут новых пленных только в зоне своего влияния. Ловчий отряд — это серьёзная и очень опасная сила, связываться с которой в одиночку будет только самоубийца. Но десять дней назад была ночь вольного промысла. Общины захватили достаточно пленных, чтобы месяц не испытывать в них острой нужды. Максимум, что понадобится нечисти, это доукомплектовать группы пленных одной-двумя головами. Поэтому князья не будут рисковать ловчими, а пошлют на промысел обычных общинников. Похитить одного человека легко, это не то что за сутки десяток наловить, да ещё и подозрений при этом ни у кого никаких не вызвать... А с парочкой обычных вампиров я справлюсь. И вытрясу из них карту нынешнего распределения зон! Вопрос в том, как спровоцировать нападение. Проклятники, даже рядовые общинники, очень аккуратны и осторожны в выборе пленных».
* * *
Маржина Коневски, мать потерпевшего Януша Коневски, разрешила Валентине пройти в зал и даже предложила чаю.
— Вы человечица, — сказала Валентина. — Но ваш сын оборотень, и это доказано.
— Для меня это такая же новость, как и для вас. Януш скрывал от меня, что стал нечистью.
— Пани Маржина, вы меня не поняли. Я считаю, что у оборотней должны быть равные права с человеками. То, что оборотни прячутся и скрывают свою сущность, позор для Дагнора, а не для оборотней.
Маржина посмотрела испытующе.
— Что вы от меня хотите?
— От вас — ничего. Но я хочу, чтобы убийцы вашего сына предстали перед правосудием именно как убийцы дагнорского гражданина, а попали к Светохранителям как нарушители их постулатов.
— А от меня-то что требуется?
Валентина встала с кресла, подошла к комнате убитого и распахнула дверь.
— Вы не начали в комнате ремонт. Не выкинули вещи сына. Вам нужно время, чтобы привыкнуть к жизни без него. А жить в одном доме с оборотнем и не догадаться о его сущности невозможно. И судя по тому, что в декоре комнаты чувствуется женская рука, вы заботились о сыне, жили как семья, а не двое чужих в одной квартире. Вы не отвергли Януша, когда узнали, что он оборотень. Допускаю, что вы могли считать это болезнью, но оборотничество сына вы приняли.
Маржина подошла к Валентине.
— Я любила его отца. А он любил меня. Но мы не могли официально пожениться, потому что родственники оборотней зачастую становятся жертвами Истребителей вместе с оборотнями. Но моего мужа убили не Истребители, а вампиры. Убили за то, что он не такой, как они. Хотя и сами были такими же проклятниками как и мой муж. А теперь убит и мой сын. Он погиб только лишь потому, что кому-то захотелось обрести то, чего у Януша никогда не было — магического могущества и благословения Тьмы. И вы надеетесь, что я поверю словам о справедливости и равенстве прав?
— Нет. Я не думаю, что вы будете верить словам. Но я надеюсь, что вы хотите помочь установить справедливость не только словом, но и делом.
Маржина немного подумала:
— Что вы хотите знать?
— Во сколько лет Януш стал оборотнем?
— В семнадцать. К нему прицепились на улице какие-то наркоманы, хотели ограбить, и стресс спровоцировал активацию латентного гена.
— Погиб Януш в двадцать пять. Восемь лет — достаточный срок, чтобы научиться хорошо скрывать свою сущность. Крайне маловероятно, что об оборотничестве Януша кто-то узнал случайно. Поэтому очевидно, что убийцей или соучастником убийц был кто-то из близких, кому Януш мог доверить свою тайну. Либо это сводил счёты кто-то из членов общины Януша.
— Нет, — покачала головой Маржина. — Януш был рядовым общинником, поэтому зависть к должности исключается. Из-за девушки он тоже ни с кем не соперничал. Месть отвергнутой или брошенной девушки тоже можно исключить — у Януша не было ни настырных поклонниц, ни постоянных пассий.
— Долги, бизнес, личная неприязнь?
— М-м... Нет. Януш придерживался правила «Если не хочешь нажить врагов — не бери в долг и не давай в долг». Делать какие-то левые гешефты ему смысла не было, потому что на официальной работе не только хорошо платили, но и поощряли инициативу. Он почти всё время проводил на службе. Вот там могли быть соперники или завистники, но вряд ли кто-то из них пошёл бы на убийство, потому что заработок определялся не должностью, а сдельщиной. Рядовой сотрудник мог получить больше директора, и это никого бы не удивило.
— Понятно, — кивнула Валентина. — Тогда постарайтесь вспомнить друзей и приятелей Януша. С кем он общался просто ради общения?
— Трудно сказать. Его самый близкий друг — оборотень. Среди человеков Януш ни с кем всерьёз не общался. Так, приятели — в клубе посидеть, в кино сходить. Практически ничего настоящего.
— И всё же это след, — мягко возразила Валентина. — Мне нужны имена, номера телефонов, адреса — всё, что вспомните.
— Хорошо. Я напишу.
Валентина протянула визитку.
— Здесь служебный телефон, мобильный и эмейл. Вам не обязательно встречаться со мной ещё раз, чтобы передать список.
— Мне не трудно с вами разговаривать.
— Спасибо, пани Маржина. Но всё же проверить версию о том, что убийца мог быть из общины, необходимо. Я понимаю, что оборотни ведут собственное дознание. И понимаю, что результатами они делиться ни с кем не будут. Но всё же пусть их следователь позвонит мне или пришлёт сообщение на эмейл. Меня интересует ответ только лишь на один вопрос — уверен ли он, что к смерти Януша не причастен никто из общинников. Я не прошу назвать мне имена подозреваемых или привести доказательства невиновности общины. Я надеюсь всего лишь услышать простой ответ «Да, уверен» или «Нет, не уверен». Думаю, нет необходимости пояснять, что при известном умении совсем несложно сделать так, что адрес входящего звонка или письма установить будет невозможно.
Маржина посмотрела испытующе.
— Зачем вам следователь оборотней?
— Я служу правосудию и хочу быть уверена, что преступник — истинный преступник — не уйдёт от наказания. Даже если вершить суд будет община оборотней.
Маржина немного подумала.
— Я свяжусь со следователем, — сказала она. — Но не обещаю, что он вам позвонит.
— Спасибо, — кивнула Валентина. — Мне пора, пани Маржина.
— Удачи, — искренне пожелала та.
= = =
К счастью, в общежитии полицейской академии у Микаэля была своя комната с входом со двора, а не из коридора, поэтому досужего любопытства удалось избежать. Хоть какая-то польза от хлопотной и богатой на головную боль должности старосты по этажу.
Микаэль достал с антресолей два чемодана и стал упаковывать вещи. Данияр хотел помочь, но Микаэль его отстранил.
Из-за напряжения, висящего в воздухе, Данияру было трудно дышать. Ситуацию следовало срочно разрядить.
— Медкомиссия будет завтра, — осторожно сказал Данияр. — Гюльнара такую выписку из истории болезни сделала, что тебя сразу же комиссуют и назначат пенсию. Только талисман не забудь, который она дала. А декан договорился с кем надо в Академии права, тебе помогут с переводом, так что стипендию ты тоже сохранишь.
— Я понял, — кивнул Микаэль.
— Штатский юрист — это тоже неплохая работа. И... И ты можешь даже остаться офицером, если будешь работать в следственном комитете или в прокуратуре.
— Да.
— Мик, у нас же третий курс!
— И что?
— Да то, что это выбор специализации. При переводе ты можешь сменить оперативно-розыскную работу на магическую криминологию, а там все волшебнородные, даже студенты, должны носить блокиратор их собственной магии. Поэтому волшебнокровки и не любят эту специальность, им с блокировкой тяжело. Но тебе-то всё равно. Зато никто не догадается, что ты не кейлар. А карьерные перспективы у криминолога ничем не хуже, чем у опера.
— Да, наверно.
Данияр судорожно вздохнул и сделал ещё одну попытку завести непринуждённый разговор:
— Общаги в Академии права нет, придётся снимать квартиру. Но рядом кампус медиков, там можно недорого снять хорошую комнату. Твоей пенсии как раз хватит, даже останется немного.
— Я знаю.
— Мик, — начал догадываться Данияр, — у тебя что-то случилось?
— Родители разводятся.
— О, аллах... Это из-за того, что... что у тебя изменился облик? Твой отец обвинил мать в измене?
— Да.
— Я всё ему объясню! Я расскажу правду и...
— Нет. Не нужно. Мать уже наняла частного детектива, чтобы он собрал доказательства разгульной жизни отцовских матери и бабки. Это даст ей возможность заявить на суде, что отец при заключении брака скрыл наличие у него латентных генов и заделал ей выродка вместо нормального сына.
— Мик?
— Они всю жизнь только и делали, что собачились, — ответил Микаэль. — А не разводились только из-за денег. Меня же родили лишь для того, чтобы доказать свою способность продолжить род. Точнее, они боялись, если в браке не будет ребёнка, то деды и бабки откажут им в наследстве. А дети как таковые им были не нужны. Я поэтому и старался жить от родителей подальше: сначала, когда совсем маленьким был, у незамужней бездетной тётки, после, когда подрос и узнал, что такое пансион, попросил родителей отдать меня туда. Те были только рады избавиться от ненужного чада. По окончании пансиона уехал в Цинреун, хотя в моём родном городе тоже есть хорошие университеты.
Данияр не знал что сказать. Микаэль вздохнул:
— Но всё это ерунда. Я давно перестал считать их семьёй, и мне всё равно, разведутся они или перетравят друг друга. Проблема в другом. Приданое матери было вложено в предприятия отцовской семьи в качестве паевой доли.
— И при разводе отец должен вернуть пай с процентами? — понял Данияр.
— Да. Однако если будет доказано, что мать не выполнила супружеский долг, сумму процентов можно ощутимо снизить. Отец хочет генетическую экспертизу.
— Но ведь она докажет, что ты его сын!
Микаэль пожал плечами.
— Скорее всего, да. Но твёрдой гарантии нет. Я же говорил, что родители поженились по расчёту, а не по любви, поэтому не очень-то блюли верность. Мне плевать, ублюдок я или нет, однако из-за генетической экспертизы всем станет известно, что я не кейлар, а цулейн.
У Данияра подкосились ноги. Он осел на колени, склонился к полу.
— Прости, — только и смог прошептать Данияр.
— Перестань, — сказал Микаэль. — Я ведь понимаю, что мутация получилась случайно. Ты не хотел делать меня цулейном.
Данияр не шевельнулся. Микаэль сел рядом с ним, положил Данияру руку на плечо.
— Всё хорошо, — сказал Микаэль. — Я смогу притвориться кейларом. Ведь у полукровки не обязательно должны быть высокие волшебнические способности. Чтобы не вызывать подозрений, достаточно иногда демонстрировать минимальный нормативный уровень. А это можно симулировать при помощи талисманов. Главное, как можно реже попадать в ситуации, когда надо пользоваться волшебством, и тогда никто ничего не заметит. Да и блокиратор — вещь чрезвычайно полезная. Обязательно переведусь на факультет криминологии.
— Но твой отец... — робко проговорил Данияр, не поднимая головы.
— Это проблема, — ответил Микаэль. — И серьёзная.
Данияр резко выпрямился.
— Но ведь ты совершеннолетний! У тебя не могут взять кровь или волосы без твоего согласия. А образцы, взятые без протокола, не будут считаться законными вещдоками, их не допустят к экспертизе.
— Отцу не обязательно брать образцы. Суд по его настоянию может сделать запрос в базу данных МВД. Курсанты ведь сдают образцы для анализа ДНК. Другое дело, сам анализ делают только в случае самой крайней необходимости, поэтому, не будь суда, о том, что я цулейн, никто никогда не узнал бы.
— И что теперь делать? — растерялся Данияр.
— Да есть одна лазейка... Не особо надёжная, но всё же. Дело в том, что у меня имеется доля в отцовском предприятии. Дед подарил мне её при рождении. Дарственная оформлена нотариально, поэтому даже если отсутствие родства с отцовской фамилией будет признано официально, доля всё равно останется моей. — Микаэль замолчал, нервно провёл языком по губам. — Я предложил отцу долю и отказ от каких-либо претензий на его имущество. В обмен он обязуется никогда не делать экспертизу отцовства. У окружающих это подозрений не вызовет, все подумают, что я побоялся официально быть названным бастардом, закомплексовал, — поступок хотя и не похвальный, но и не порицаемый. — Микаэль судорожно перевёл дыхание. — Осталось выяснить, согласится ли на сделку отец.
Данияр молчал, пытаясь осмыслить услышанное.
— Ты не говорил, что у тебя богатые родители, — пробормотал он.
— Ты же телепат, и так всё обо мне знаешь.
— Мик, я тебе сотню раз объяснял, что сканировать можно только поверхностный слой ментала. Если полезть глубже, сканируемый это почувствует. Конечно, есть специалисты, которые могут и до дна менталки добраться так, что сканируемый ничего не заметит. Но меня такому не учили, потому что способностей соответствующих нет. У меня стандартный телепатический уровень — и всё. — Данияр заглянул в лицо Микаэля. — Твои мысли о семье спрятаны очень глубоко, я поначалу даже думал, что никакой семьи у тебя и нет, что ты сирота из приюта.
— Ты недалёк от истины. Настоящей семьи у меня не было никогда.
Данияр немного поколебался, но всё же решился спросить:
— Ты никогда не пользовался долей в семейных предприятиях? Сколько тебя знаю — ты всегда жил только на армейское жалование и стипендию, да случайные шабашки.
— В день совершеннолетия я подписал доверенности на управление моей частью семейного имущества — и банковскими счетами, и долями в предприятиях. Это невысокая цена за то, чтобы никогда не видеть никого из родственников.
— А твой отец согласится на сделку?
Микаэль пожал плечами:
— Надеюсь. Он жаден, а мать так или иначе сдерёт с него крупную сумму, которую надо компенсировать.
— Мать может потребовать, чтобы ты и ей отдал часть имущества.
— Если она подпишет обязательство не иметь со мной никаких контактов до конца её жизни, я с превеликим удовольствием передам ей и банковский счёт, и виллу. Всё равно она одна там живёт, я на вилле ни разу не был.
Данияр пожал ему запястье. Микаэль улыбнулся:
— Не грусти, Данч. И не думай об этом.
Данияр кивнул, но сердце грызла тревога.
«Отец Микаэля отменная сволочь, — размышлял Данияр. — Да и мать не лучше. Микаэль для них всего лишь орудие в семейных баталиях. Отец может отказаться от доли и потребовать экспертизы, понадеявшись содрать с супруги компенсацию за неверность. Мать может потребовать экспертизы, чтобы доказать отцовство супруга и содрать компенсацию за то, что тот наделил её сыном-мутантом. В любом случае Мик окажется в опасности. Цулейнов все презирают, считают холуями и шлюхами. Причём совершенно заслуженно считают, цулейны такие и есть. Поэтому жизнь Мика превратится в ад из-за бесконечных оскорблений, унижений и сексуальных домогательств. О карьере ему придётся забыть. Удел цулейна — либо подстелиться под покровителя и стать его игрушкой, либо всю жизнь быть разнорабочим на стройках. В лучшем случае стать санитаром в муниципальном госпитале. Нет, этого допустить нельзя! Я должен заставить родителей Микаэля подписать договоры. Любым способом — гипнозом, шантажом, угрозами... Ведь это из-за меня Мик стал цулейном, значит мне всё и исправлять».
= = =
Студентов в Центральной городской библиотеке было не протолкнуться. Даже в музыкальном отделе всё забито народом. Эрвин не ждал такого многолюдья. Но терпеливо выстоял очередь к окошку приёма заказов на книги, затем к столу выдачи.
Взял копии «Рассветных баллад» и отправился на поиски свободной парты. Всё оказалось занято.
«Но мне же не выписки делать, а просто почитать. Можно и где-нибудь на скамеечке сесть».
Читающих студентов и аспирантов оказалось поменьше, чем конспектирующих, поэтому свободное местечко нашлось. Заодно выяснилась и причина библиотечного столпотворения — у большинства студентов и аспирантов по понедельникам были контрольные, подготовиться к которым в обычные учебные дни не получалось, поэтому для работы со спецлитературой оставалось воскресенье.
Эрвин попытался читать «Рассветные баллады». Получалось плохо, Эрвин не привык к текстам со слоговой азбукой. Да ещё и старинный вычурный стиль речи сбивал с толку.
«Я должен это прочесть! — твердил себе Эрвин. — Обязательно должен. Мне надо понять, что такого хорошего нашёл в вампирах Игнат, если решил с ними подружиться. Понятное дело, что брата обманули, но я должен знать, в чём именно он обманут».
— Не насилуй мозг, — сказала Эрвину девушка, которая сидела слева от него. — У Виталиуса очень своеобразная речь, к которой надо привыкнуть. Если тебя интересует исторический период, о котором идёт речь в «Балладах», то лучше возьми «Сказания Анастасии». Она тоже знаменитый менестрель, но тексты баллад у неё простые, больше похожи на кадрунники.
— Кадрунники? — насторожился Эрвин. «Как раз о них писал Игнат».
Девушка истолковала возглас по-своему и пояснила:
— Песни и стихотворные сказания бродячих менестрелей, предназначенные для простолюдинов. То же самое, но для богачей и аристократии, называется дариналии.
— Я знаю, что такое кадрунники и дариналии, но ни фига не понял в их каталоге, поэтому нужных кадрунников не нашёл.
— Поищи в авторском каталоге на имя Роман Гершензон. Под его редакцией выпущены «Сказания Анастасии», переписанные современным алфавитом. К тому же там масса примечаний, в которых поясняются непонятные современному читателю детали. А в конце список литературы для тех, кто хочет изучить вопрос подробнее. И почти все эти книги есть в этой библиотеке. К тому же Гершензон в абонементном списке, книгу можно взять домой и не мучиться в читальном зале.
Эрвин кивнул:
— Пожалуй, это то, что нужно.
— Для начинающего это идеальный вариант, потому что у Анастасии язык проще, а тема раскрыта шире и глубже, чем у Виталиуса. Да и выразительности побольше, впечатления от баллад Анастасии гораздо сильнее.
— Мне впечатления — дело десятое, — отмахнулся Эрвин.
— Как бы то ни было, я предупредила. Когда всплакнёшь над какой-нибудь балладой, не удивляйся.
— Ну над книжками плакать — это для девушек. Ты лучше скажи, Первая Церковная Коалиция запрещала баллады Анастасии?
— Коалиция сожгла Анастасию как пособницу дьявола и еретичку, а все её баллады предписала уничтожить. Уцелело только семь, которые спас её ученик, а его семья хранила свитки на протяжении полутора тысяч лет.
— Романтичная история, — заметил Эрвин.
— Да, вполне.
— Спасибо, фройлен. — Эрвин встал, вежливо поклонился. — Пойду на поиски Гершензона.